Иван Скóропись
— гид, переводчик, преподаватель исландского языка, музыкант. Изучает исландский с 2012 года:
— В 2009 году, будучи студентом ещё первого своего вуза в Магнитогорске, я отправился в США по программе Work & Travel на лето. Попал в штат Висконсин на остров Вашингтон (озеро Мичиган, самая граница с Канадой). Тогда впервые заметил, сколь явно повсюду присутствовала в тех краях разнообразная скандинавская начинка: флаги на домах, характерные домики с травой на крышах, соответствующая литература в местных магазинчиках.
Как позже разузнал, в тех краях наиболее тесно оседали переселенцы из стран Скандинавии, отправившиеся в Америку в конце XIX – начале XX веков. Тогда Скандинавия ещё не была тем, что мы знаем сегодня, и простой народ отправлялся искать счастья по стопам праотца Лейва Счастливого.
Тогда впервые очень плотно закупился самой разной учебной литературой по языкам, в т.ч. по своему любимому исландскому. Там же, что любопытно, впервые встретил исландку, женщину в годах, некогда вышедшую замуж за американского офицера, служившего на Земле Льда и Огня, и перебравшуюся с ним после в Соединённые Штаты.
Вернулся домой с горящими глазами, тут же взялся за язык, сперва за норвежский. На первых порах мечтал поступить после окончания вуза именно в Норвегию — в Норвежский Университет Наук и Технологий в Трондхейме, либо в Арктический Университет в Трумсё, к чему и стал готовится и на пятом курсе отправил документы.
Документы в Университет Исландии отправил безо всякой задней мысли, придержав этот вариант даже не как «бэ», а как план «цэ». Но всё повернулось очень даже интересно. В Норвегию не взяли, потому как дома в России нужно было отучиться на инженерке хотя бы курс, тогда как я учился на переводчика безо всякого намёка на высшую математику и физику. А в Исландию взяли, ибо соискал изучать исландский. По приезду напросился сразу же в параллель и на норвежский, где, что меня весьма удивило, нас было всего-то двое, я и одна исландка.
Кафедры скандинавских языком, поразительно, угасали. При мне закрылась финская, угасали датская, шведская, норвежская…
По приезду написал тест и перепрыгнул «нулевой» год, попав сразу на бакалавриат. Языка к моменту приезда в Исландию, можно сказать, не знал вовсе. Посильно помогал крепкий багаж английского, немецкого и древнеанглийского, по которому даже диплом писал. Долго с нами не церемонились и буквально в течение пары недель преподаватели окончательно перешли на тотальный исландский на парах. Это было круто… И эффект не заставил себя ждать. На экзаменах уже после первого же семестра вёл дебаты на заявленные темы.
Со второго года, заматерев и почуяв вкус высшего знания, покинул отделение исландского языка, более не посещая занятия очно, однако сохранив за собой доступ к курсу для самостоятельного освоения, и перевёлся на специальность инженера там же в Háskóli Íslands – Véla− og verkfræði.
Вот это была школа жизни. Из потока в человек этак двести нас — иностранцев — было, по-моему, двое. Что такое диффуры, «линейка» и физика на исландском — это тоже отдельная тема. Но это было круто, хотя и очень тяжело.
Причина ещё и в том, что исландцы учатся в школе тринадцать классов, а не десять, как мы. После девяти общеобразовательных классов у них профилирование — каждый избирает стезю себе по нраву и грызёт науки кремень. Поэтому к первому курсу они, двадцатилетние абитуриенты, знают побольше нашего, пробелы приходилось заполнять налету, притом, что семестры там крайне сжаты, буквально тринадцать недель и сразу же очередью экзамены, всё до западного Рождества, чтобы всех отпустить. На инженерке там так и не доучился из-за целого вороха обстоятельств, из-за которых вернулся в Россию, но, как бы то ни было, опыт это был фантастический.
Что необычно, после возвращения из Исландии домой отправился служить в армию, служил во Владикавказе, что, конечно, было весьма контрастным впечатлением после жизни на Острове. После увольнения из рядов ВС плотно засел за собственную программу, решил-таки учить страждущих познать богатейший и интереснейший язык.
Сперва за основу взял всю ту же нашу программу университета, но существенно адаптировал именно для русскоязычной аудитории, с опорой на наш родной язык. Обложился кипами академических томов, уволился с пятидневки, оставив лишь любимую работу гидом, и стал писать. Труд этот, пожалуй, да даже и к счастью, не закончится никогда, ибо чем глубже погружаешься в исландский язык, тем более бездонной кажется его вселенная, а плоды трудов непрерывно вкушают мои же студенты, на их суд все старания.
Имею смелость заявить, что за два года-таки смогу подготовить студентов так, чтобы отпустить их с чистой совестью в совершенно свободное плавание, дав всё фундаментальное знание.
Русскоязычной учебной литературы доселе не было написано. Мастодонты скандинавистики писали преимущественно по древнеисландскому. Что собственно и сподвигло писать курс именно для российской аудитории. Сочту за великое счастье научить, так что всегда добро пожаловать. Всегда можете разузнать у ветеранов цеха, что да как, об их личных впечатлениях, трудностях, достижениях.
Когда я только начинал сам, трудным казались все эти витиеватые склонения существительных и прилагательных и спряжения глаголов с уймой исключений, перегласовок, окончаний и прочими богатствами. Затем пришлось хорошенько засесть за согласования в наклонениях (где особенно любит быть выдающимся наклонение сослагательное, в одночасье могущее переиграть весь конечный смысл) и то, как за всем этим уследить в пятиэтажных сказуемых с каким−нибудь безличным пассивом (или залогом средним), приправленным сложным подлежащим или сложным дополнением, и неординарным для нас падежным управлением дополнением, где любит закрасться какой-нибудь плут-предлог и его подельник-падеж, кардинально меняющие значение…
А потом ещё ломаешь голову как лучше донести студентам такое прелестное явление, как триединое начало из то ли предлога, то ли отвалившейся заблудшей как бы приставки, а то ли выясняется, что это вовсе даже наречие, и всё в одном обличии, как три капли воды.
Это непростое явление с корнями в праиндоевропейском языке, но тем терпче ирония грамматики, ибо очень часто разобрать значении того или иного фразового (притом до-нéльзя повседневного) глагола представляется сложным, потому как калейдоскопом из одних и тех же простых и повседневных глаголов с одними и теми же предлогами-приставками-наречиями и одними и теми же (к примеру, возвратными) местоимениями или возвратными суффиксами среднего залога сыплется на выходе совершенное разнообразие значений.
Тут всё как в родном Великом и Могучем, только вот незадача, приставка к тому же будто бы отвалилась и заплутала, прикинувшись то ли предлогом, то ли наречием, а в остальном мы на удивление очень даже похожи. Согласования личных, притяжательных и возвратных местоимений в косвенной речи — фрукт тоже весьма интересный. Да, в общем−то, перечислять все нюансы и грани этого самородка — исландского языка — можно долго, и все они столь насыщенны нюансами, что сколько его ни учи, сколько ему ни учи, а не перестаёшь удивляться, насколько неисчерпаемы его недра и богаты его средства.
Поистине, исландский — это что живой динозавр для палеонтолога. Наше счастье, что он уцелел именно таким, открывая нам врата ещё в те заповедные, самобытные времена, и язык этот жив и стараниями исландцев (а посильно и нашими) и впредь будет развиваться и процветать.